Несколько слов о Дмитрии Холине

    Когда на ниве владимирской живописи произрастают столь многообразные виды "растений" и встречается практически всё -- от убогих стелющихся лишайников до поистине райских кущ (со всеми градациями между ними), -- то молодому начинающему художнику, как кажется, достаточно просто определить свое место в ботанической номенклатуре и найти для себя соответствующую нишу. Одни только эндемики местной флоры настолько многочисленны, что можно не принимать во внимание виды, в названия которых входит слово vulgaris. Поэтому акт творческого самосознания и определения своего пути в искусстве для молодого художника у нас значительно облегчен, по сравнению с другими местами провинциальной России, -- ведь владимирских художников хватило бы на европейскую страну среднего размера -- и по качеству, и по количеству. Дмитрий Холин осознает себя владимирским художником, более того, пейзажистом, заявляющим своими полотнами о известном родстве с так называемой Владимирской школой пейзажной живописи. Речь идет о сравнительно малочисленной группе художников уже довольно зрелого возраста; "школа" эта известна, в частности, тем, что она не учит, у нее нет учеников, последователей, в ней лишь мэтры.
    Это противоречие в определении чревато неожиданными последствиями, которыми мстительная богиня детерминизма может покарать после прекращения существования "школы". Могут, допустим, появиться, как незваные гости, доселе неизвестные наследники и проч. Дм.Холин заявляет о своем родстве уже сейчас. Достаточны ли его аргументы -- покажет время. Но выставка уже теперь заставляет задуматься.
    Во-первых, картины Холина интерпретируют те же темы, что и полотна владимирских пейзажистов. Это среднерусский ландшафт (поля и перелески с включением традиционной архитектуры -- церквей, колоколен и изб) и гораздо реже представленные на полотнах городские виды, которые, по сути дела, являются теми же пейзажами, лишь с большим перевесом архитектуры.
    Во-вторых, обращают на себя внимание техника пастозного письма, толстые и энергичные фактурные мазки, смелое использование ярких, хотя и сложных по составу цветов, несколько этюдный характер большинства работ Холина.
    В-третьих, это цветовой строй картин. Излюбленная цветовая гамма Дм.Холина -- желтооранжевая. Цветовые аккорды строятся в указанной тональности, а для придания свежести используются хроматизмы (введение темно-зеленого, лилового с сиреневым, вкрапления красного и бордового). Похожий цветовой строй можно найти и на полотнах мастеров Владимирской школы (например, В.Я.Юкина). Однако у "ученика" Холина глаз кое-где чуть-чуть "косит": там, где у мэтров гармоничное спокойствие, у него беспокойное движение еще не уравновешенных красок, плохо подчеркнутая в одних и утрированно выделенная в других местах композиция, странные "пустоты" в нижней части картин при концентрации деталей и цвета ближе к линии горизонта. Цвет Дм.Холин использует, как и владимирские пейзажисты, смело, звучащим в полную силу, предлагаемые им цветовые решения достаточно динамичны, зачастую рискованны, но интересны и оригинальны (хотя и не всегда убедительны). Некоторым полотнам, вместе с тем, не хватает контрастности.
    Дома и деревья на картинах Дм.Холина подчас сильно деформированы и как бы плывут в мареве красок -- это мир не устоявшийся и стабильный, а мир созидающийся, мир в движении; эти деформации вызваны и обусловлены его ростом. Дм.Холин увидел в природе главное, её внутреннюю суть: развитие и становление (при всей её циклической стабильности), её живые цвето- и формообразования. И он пытается запечатлеть их на полотнах, а не копировать внешние застывшие формы. Поэтому в его картинах чувствуется скрытое напряжение, сходное с тугим пульсированием подземных ключей или напряжением и усилиями корней растений. Так, на картине "В центре старой столицы" (1998) дома и избушки лезут из земли как грибы; в "Фиолетовых тенях" (1998) деревья растут кронами вниз, как сталактиты, начинаясь сразу у верхнего края холста; в "Мартовском дне" (1998) дом взгромоздился на дерево и т. д.
    Глядя на картины Дм.Холина, легко понять, что его привлекает во Владимирской школе пейзажа. Это и цвет, и несколько плоскостное решение цветовых построений, говорящее о любви к цветовому пятну, к стихии красок, которая оформляется на полотнах этих художников в новую реальность. Их полотна запечатлевают процесс становления мира (или развития за уже известными нам в окружающей реальности пределами). Дм.Холин увидел в искусстве владимирских пейзажистов главное -- творческую сущность художника-демиурга, а не бескрылого унылого копииста реальности. Умение разглядеть эту сторону их творчества делает честь Дм.Холину как "ученику". Самозваный "родственник", увидевший внутреннюю динамику в статике картин, имеет все шансы стать "наследником", если разнообразные внешние обстоятельства не скажутся на его судьбе роковым образом. На стороне художника -- молодость, одаренность, сила, известное озорство, напор. Возможно, со временем живописная манера Дм.Холина несколько изменится, в ней ярче проступят ее индивидуальные черты, более продуманной и в меру эксплицитной станет мировоззренческая позиция автора, живопись приобретет более уравновешенный характер, однако владимирский пейзаж XXI века будет связан, очевидно, и с его именем. Но для этого еще надо учиться, постигать достижения пейзажа XX века и обогащать себя бесценным творческим опытом Владимирской школы пейзажной живописи.

А.Ковзун